Блокадный Ленинград

 

Настоящим праздником для нас была баня. Впервые за долгие месяцы блокады нас повели в баню. Это было в июне или в июле сорок второго года. Наша группа закончила мыться, пришла другая группа девочек, незнакомых. Подача воды кончалась. Из крана сочилась тоненькая струйка. Все с удивлением смотрели на меня и молчали. В двух словах воспитательница объяснила, в чем дело, и попросила смыть грязь. Она подвела меня к девочке, мывшейся на крайней скамейке, и незнакомая девочка набрала из своего тазика воды в сложенные лодочкой ладошки и вылила ее на мое плечо. Я шла от одной девочки к другой, получая воду из ладошек, испытывая щемящее чувство благодарности. На помощь спешила какая-то кроха, неся в ладошках драгоценную воду. Вода вытекала из ее рук, но малышка тоже пыталась помочь и усиленно терла мое колено влажной ладошкой. Так или иначе, но я снова стала чистой, получив по пригоршне воды от каждой девочки. От радости я даже засмеялась. И вдруг засмеялись все девочки. Малышка зашлепала в тазике ладонями, расплескивая драгоценную воду. И для нас это был первый «салют», салют надежды на возрождение нормальной жизни, в которой баня перестанет быть событием и превратится в заурядную обыденность. Домой, то есть в детский дом, я возвращалась вместе с новыми подругами, испытывая нежные чувства ко всем сразу и смутно догадываясь, что получила необыкновенный урок доброты. Завыла сирена, оповещая о новой воздушной тревоге, но чувство благодарной нежности не исчезло.

 

Леокадия Кофтун

 

Родом я из Могилевского района Белоруссии. Когда началась война, мне исполнилось 14 лет. Немцы пришли к нам через две недели после начала войны. Советские власти заранее подготовили людей, в задачу которых входило формирование партизанских отрядов из числа местных жителей, хорошо ориентировавшихся в местности.

Я, отец и два моих брата ушли к партизанам. Желающих было много, в том числе и среди детей и подростков. Моя мама одобрила это решение. Она считала, что с партизанами ее детям будет лучше, а иначе все мы могли попасть на немецкие заводы. Немцы очень плохо обращались с населением захваченных территорий, поэтому люди убегали к партизанам. Сначала шли немецкие войска, а затем отряды наемников. Вот они уже занимались грабежами и мародерством. Немцы забирали домашнюю скотину, но все остальное отбирали наемники. В партизанском отряде детей отправляли на вокзалы. Мы должны были собирать информацию о поездах, которые приходили и уходили, расспрашивать о целях и пунктах отправки составов. Немцы не могли предположить, что дети, мирно играющие на вокзале, на самом деле — разведчики. Честно говоря, мы и сами плохо понимали, насколько это опасно.
Пособников фашистов из числа местных жителей было немало. Люди верили, что немцы пришли надолго. Просто надо было как-то жить и где-то зарабатывать деньги, чтобы детей кормить. Но очень многие отказались сотрудничать. Жили плохо, бедно, но не захотели работать у немцев. Первое время многие не верили, что СССР выстоит. Но наступила первая зима, и моя мама, увидевшая, как немцы надевали поверх сапог валенки, тихо сказала мне: «Им Россию не победить. Зима победит немцев».
Я и отец воевали вместе. Мои братья ушли с другим партизанским отрядом. С ними я больше не виделась. Они погибли. А вот отца похоронили на моих глазах. Тогда к смерти относились философски. Люди вокруг считали, что умершие — счастливые, потому что они отмучались. Такое отношение к смерти было у всех — взрослых и детей. Но, несмотря на то, что нас окружала смерть, ставшая неотъемлемой частью нашего существования — гибель отца я пережила очень тяжело.
Но было место и счастью на войне. Люди влюблялись, создавали семьи, играли свадьбы. Война — время серьезнейшей переоценки смысла жизни. На войне начинаешь ценить каждую минуту. И вот свадьбы становились такими счастливыми моментами, когда вдруг забывали, что вокруг смерти, страдания и полная неизвестность. ЗАГСов тогда не было, в церквях венчались. Столы накрывали тем, что было. В деревнях меняли одежду на продукты. Свадебное меню — хлеб, картошка, каши. Ничего вкуснее я после войны не ела.
Партизанские отряды для тысяч людей стали спасением. К Сталину относились по-разному. Моя семья поддерживала советскую власть, хотя отец был из богатой раскулаченной семьи. Но, когда началась война, не было сомнений, на чьей мы стороне. Моя мама так и не увидела живыми ни братьев, ни отца. Она очень тяжело пережила эту утрату, но понимала, что такова была цена победы. В перерывах между заданиями дети в лесу играли в лапту. Такое у нас было детство.
Мечтать, конечно, мечтали. У каждого были свои мечты. Я мечтала о соли. В Белоруссии было плохо с солью. И вот, когда летчики прилетали за ранеными, они меня спрашивали: «Ну что ты тебе парень привезти?» Меня так в шутку называли. Женской одежды не было, приходилось носить то, что было под рукой. Я просила соли привезти. Удивлялись просьбе, конечно, другие ведь просили конфет привести, а я соль. Как хотелось соли тогда, так мне, наверное, в жизни больше ничего не хотелось. Вся еда была несоленая. А вот если привозили соль, у меня был праздник.
Победу я встретила на Украине. Ночью слышу — шум, крик. Думаю, что-то опять случилось. Почему люди кричат? Оказалось, объявили о завершении войны.